27 июня отмечается день памяти собора Дивеевских святых. Это празднование было установлено в апреле 2008 года по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II в честь Собора святых Серафимо-Дивеевской обители, которая является Четвертым уделом Матери Божией на земле.
В Собор Дивеевских святых включены преподобные Серафим Саровский, Александра, Марфа, Елена Дивеевские, блаженные Пелагия, Параскева, Мария и новомученики Михаил и Иаков Гусевы, инокини Матрона (Власова), Пелагия и Марфа (Тестовы), священномученник Серафим (Чичагов)
«Список святых не завершен, — считает настоятельница Свято-Троицкого Серафимо-Дивеевского женского монастыря игумения Сергия (Конкова), — будут еще прославлены истинные подвижницы дивеевские. Например, та, которую преподобный Серафим назвал «мать-праведница», — первая игумения нашего монастыря Мария (Ушакова). Или блаженная Наталья, о которой мало известно. Она основала в Кулебакском районе скит в честь иконы Божией Матери «Умиление»…
Этот праздник по праву можно назвать явлением всемирного масштаба, поскольку для христиан всего мира Дивеево является духовным маяком».
Преподобная Александра
Приблизительно около 1760 года прибыла в Киев со своей 
трехлетней дочерью вдова Агафия Семеновна Мельгунова, богатая помещица Ярославской, Владимирской и Рязанской (Переяславской) губерний. Она владела семьюстами душ крестьян, имела капитал и громадные поместья. Известны имена ее благочестивых родителей — Симеон и Параскева. Сведения о ее жизни были переданы дивеевским священником Василием Дертевым, у которого Мельгунова жила, а также сестрами ее общины и протоиереем Василием Садовским. Но и эти свидетельства весьма отрывочны, так как матушка Александра по смирению своему очень мало о себе рассказывала.
Монашество она приняла во Флоровском монастыре под именем Александры. Подвижническая жизнь ее во Флоровском монастыре продолжалась не очень долго. «Достоверно одно, — свидетельствуют священники Дертев и Садовский, а также Н. А. Мотовилов, — что мать Александра однажды после долгого полунощного молитвенного бдения, будучи то ли в легкой дремоте, то ли в ясном видении, Бог весть, сподобилась видеть Пресвятую Богородицу и слышать от Нее следующее: „Это Я, Госпожа и Владычица твоя, Которой ты всегда молишься. Я пришла возвестить тебе волю Мою: не здесь хочу Я, чтобы ты окончила жизнь твою, но как Я раба Моего Антония вывела из Афонского жребия Моего, святой горы Моей, чтобы он здесь, в Киеве, основал новый жребий Мой — Лавру Киево-Печерскую, так тебе ныне глаголю: изыди отсюда и иди в землю, которую Я покажу тебе. Иди на север России и обходи все великорусския места святых обителей Моих, и будет место, где Я укажу тебе окончить богоугодную жизнь твою, и прославлю Имя Мое там, ибо в месте жительства твоего Я осную такую обитель великую Мою, на которую низведу Я все благословения Божий и Мои, со всех трех жребиев Моих на земле: Иверии, Афона и Киева. Иди же, раба Моя, в путь твой, и благодать Божия, и сила Моя, и благодать Моя, и милость Моя, и щедроты Мои, и дарования святых всех жребиев Моих выну да будут с тобою!“ И преста видение».
Мать Александра хотя и восхитилась духом, но не сразу решилась предаться вере во все слышанное и виденною ею. Слагая все в своем сердце, она сперва сообщила о видении своему духовному отцу, затем другим великим и богодуховенным отцам Киево-Печерской Лавры и старицам, одновременно подвизавшимся с нею в Киеве. Мать Александра просила их разобрать, рассудить и решить, что за видения удостоилась она, и не есть ли это мечта, игра воображения и прелесть. Но святые старцы и старицы после молитв и долгих размышления единогласно решили, что видение Царицы Небесной было истинное и что мать Александра — ввиду того, что удостоилась быть избранницею, первоначальницею и первоосновательницею Четвертого жребия Божией Матери во вселенной, — блаженна и преблаженна.
По показаниям старожилов, она в 1760 году шла из Мурома в Саровскую пустынь. Не доходя двенадцать верст, мать Александра остановилась на отдых в селе Дивеево. Она выбрала себе для отдыха лужайку у западной стены небольшой деревянной церкви, где и уселась на стопе лежавших бревен. Усталая, уснула сидя, и в легкой дремоте снова удостоилась увидеть Божию Матерь, Которая сказала: «Вот то самое место, которое Я повелела тебе искать на севере России, когда еще в первый раз являлась Я тебе в Киеве; и вот здесь предел, который божественным промыслом положен тебе: живи и угождай здесь Господу Богу до конца дней твоих, и Я всегда буду с тобою и всегда буду посещать место это, и в пределе твоего жительства Я осную здесь такую обитель Мою, равной которой не было, нет и не будет никогда во всем свете:это Четвертый жребий Мой во вселенной. И как звезды небесныя, и как песок морской, умножу Я тут служащих Господу Богу, и Меня, Приснодеву Матерь Света, и Сына Моего Иисуса Христа величающих: и благодать Всесвятаго Духа Божия и обилие всех благ земных и небесных с малыми трудами человеческими
В Дивеево Агафия Семеновна выстроила себе келию на дворе священника отца Василия Дертева и прожила в ней двадцать лет, совершенно забыв свое происхождение и нежное воспитание. По своему смирению, она упражнялась в самых трудных и черных работах, очищая хлев отца Василия, ходя за его скотиной, стирая белье. Кроме этого мать Александра хаживала в крестьянское поле и там сжинала и связывала в снопы хлеб одиноких крестьян, а в страдную пору, когда в бедных семьях все, даже хозяйки, проводили дни на работе, топила в избах печи, месила хлебы, готовила обед, обмывала детей, стирала их грязное белье и надевала на них чистое к приходу их усталых матерей.
Все это она делала потихоньку, дабы никто не знал и не видал. Внешность матушки Александры известна со слов ее послушницы, Евдокии Мартыновны: «Одежда Агафии Семеновны была не только простая и бедная, но и многошвейная, и при том зимою и летом одна и та же; на голове она носила холодную черную, кругленькую шерстяную шапочку, опушенную заячьим мехом, потому что она часто страдала головною болью; платочки носила бумажные. На полевые работы ходила в лаптях, а под конец своей жизни хаживала уже в холодных сапожках. Матушка Агафия Семеновна носила власяницу, была среднего роста, вида веселого; лицо у нее было круглое, белое, глаза серые, нос короткий луковичкою, ротик небольшой, волосы в молодости были светло-русые, лицо и ручки полные».
В начале 70-х годов XVIII века мать Александра приступила к постройке каменного храма в Дивееве во имя иконы Казанской Божией Матери взамен старого деревянного на том самом месте, где явилась ей Царица Небесная. Когда была освящена Казанская церковь, помещица Жданова пожертвовала небольшой клочок земли с северной стороны храма. И здесь матушка первоначальница построила первые три келии — для себя, четырех послушниц и странников, которые направлялись на богомолье в Саровскую пустынь. Внутренний вид келий соответствовал трудному и скорбному житию этой великой избранницы Царицы Небесной. В доме были две комнатки и две каморки. В одной каморке находилась около печки небольшая лежанка, сложенная из кирпичей, около лежанки оставалось место только для того, чтобы в свое время там, у умиравшей матушки, мог встать настоятель Пахомий, и на коленях перед матушкой иеродиакон Серафим, получивший от нее благословение заботиться о дивеевских сестрах. Тут же была дверь в темную каморку — молельню матушкину, где уже могла поместиться на молитве лишь одна она перед большим Распятием с затепленной перед ним лампадкой. Окна в этой молельне не было. Это молитвенное созерцание матушкино перед Распятием положило отпечаток на весь дух жизни дивеевских сестер. Молитва на мысленной Голгофе, сострадание Распятому Христу — самая глубокая из молитв. На этих молитвенных подвигах матушки Александры создавался благословенный Дивеев.
В течение двенадцати лет в праздники и воскресные дни Агафия Семеновна никогда не уходила из церкви прямо домой, но по окончании литургии всегда останавливалась на церковной площади и поучала крестьян, говоря им о христианских обязанностях и о достойном почитании праздничных и воскресных дней. Милостыня матери Александры была всегда тайная; она служила всем, чем только умела и насколько могла. Многообразные подвиги ее настолько умягчили сердце ее и так угодили Господу Богу, что она удостоилась высокого дара благодатных слез, об этом часто вспоминал отец Серафим.
В июне 1788 года, предчувствуя приближение своей кончины, мать Александра восприяла на себя великий ангельский образ. Она просила отцов-подвижников, ради любви Христовой, не оставлять и не покидать неопытных ее послушниц, а также попещись в свое время об обители, обетованной ей Царицею Небесною. На это старец отец Пахомий ответил: «Матушка! Послужить по силе моей и по твоему завещанию Царице Небесной попечением о твоих послушницах не отрекаюсь, также и молиться за тебя не только я до смерти моей буду, но и обитель вся наша никогда благодеяний твоих не забудет. Впрочем, не даю тебе слово, ибо я стар и слаб, но как же браться за то, не зная, доживу ли до этого времени. А вот иеродиакон Серафим, — духовность его тебе известна, и он молод, — доживет до этого; ему и поручи это великое дело». Матушка Агафия Семеновна начала просить отца Серафима не оставлять ее обители, как Царица Небесная Сама тогда наставить его на то изволит.
Дивная старица Агафия Семеновна скончалась 13 июня, в день святой мученицы Акилины. При кончине матушка говорила своей келейнице: «А ты, Евдокиюшка, как я буду отходить, возьми образ Пресвятой Богородицы Казанской, да и положи его мне на грудь, чтобы Царица Небесная была при мне во время отхода моего, а пред образом свечку затепли».
Преподобная Марфа
Преподобная Марфа (в миру Мария Семеновна Милюкова) родилась 10 февраля 1810 года в семье крестьян Нижегородской губернии Ардатовского уезда, деревни Погиблово (ныне Малиновка). Семейство Милюковых, праведной и богоугодной жизни, было близко к старцу Серафиму Саровскому. Помимо Марии, в нем было еще двое старших детей — сестра Прасковья Семеновна и брат Иван Семенович. По благословению преподобного Серафима Прасковья Семеновна поступила в Дивеевскую общину и была высокой духовной жизни. Иван по смерти супруги поступил в Саровскую пустынь.
Когда Марии исполнилось тринадцать лет, она вместе с сестрой Прасковьей в первый раз пришла к батюшке Серафиму. Это произошло 21 ноября 1823 года, на праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы. Великий старец, провидя, что девочка Мария есть избранный сосуд благодати Божией, не позволил ей возвратиться домой, а приказал оставаться в Дивеевской общине.
Эта необыкновенная, невиданная доселе отроковица, ни с кем не сравнимая, ангелоподобная, дитя Божие, с ранних лет начала вести подвижническую жизнь, превосходя по суровости подвига даже сестер общины, отличавшихся строгостью жизни. Непрестанная молитва была ее пищей, и только на необходимые вопросы она отвечала с небесной кротостью. Она была почти молчальница, и батюшка Серафим особенно нежно и исключительно любил ее, посвящая во все откровения свои, будущую славу обители и другие великие духовные тайны.
Вскоре после поступления Марии в общину при Казанской церкви Пресвятая Богородица повелела преподобному Серафиму создать рядом с этой общиной новую, девичью,- с которой и началось создание обещанной Ею матушке Александре обители. Через две недели после явления Божией Матери, а именно 9 декабря 1825 года, Мария вместе с еще одной сестрой пришла к преподобному Серафиму, и батюшка объявил им, что они должны с ним идти в дальнюю пустыньку. Придя туда, Батюшка подал сестрам две зажженные восковые свечи из взятых с собою по его приказанию вместе с елеем и сухарями, и велел стать Марии с правой стороны Распятия, висевшего на стене, а Прасковье Степановне — с левой. Так они стояли более часа с зажженными свечами, а отец Серафим все время молился, стоя посередине. Помолясь, он приложился к Распятию и им велел помолиться и приложиться. Так перед началом основания новой общины Преподобный совершил это таинственное моление с сестрами, которых избрала Матерь Божия на особое служение Ей и обители.
В течение четырех последующих лет подвизалась Мария, помогая преподобному Серафиму и сестрам в устроении новой общины. Вместе с ним и другими сестрами она заготавливала столбы и лес для мельницы, которую благословила построить на месте основания новой общины Матерь Божия; носила камни для строительства церкви Рождества Пресвятой Богородицы; молола муку и выполняла другие послушания, никогда при этом не оставляя сердечной молитвы, молча вознося свой горящий дух ко Господу.
Она прожила в обители всего шесть лет и девятнадцати лет 21 августа 1829 года мирно и тихо отошла ко Господу. Предузнав духом час ее кончины, преподобный Серафим вдруг заплакал и с величайшей скорбью сказал о. Павлу, своему соседу по келлии: «Павел! А ведь Мария-то отошла, и так мне ее жаль, так жаль, что, видишь, все плачу!» О посмертной ее судьбе говорил: «Какой она милости сподобилась от Господа! В Царствии Небесном у Престола Божия, близ Царицы Небесной со святыми девами предстоит! Она схимонахиня Марфа, я ее постриг. Бывая в Дивееве, никогда не проходи мимо, а припадай к могилке, говоря: „Госпоже и мати наша Марфо, помяни нас у Престола Божия во Царствии Небесном!“» После этого Батюшка вызвал к себе церковницу, сестру Ксению Васильевну Путкову, которой он всегда приказывал записывать разные имена для поминовения, и сказал ей: «Во, матушка, запиши ты ее, Марию-то, монахинею, потому что она своими делами и молитвами убогого Серафима там удостоилась схимы! Молитесь же и вы все о ней как о схимонахине Марфе!» По словам преподобного Серафима, она является начальницей над Дивеевскими сиротами в Царствии Небесном, в обители Божией Матери. Мария Семеновна была высокого роста и привлекательной наружности; у нее были продолговатое, белое и свежее лицо, голубые глаза, густые, светлорусые брови и такие же волосы.
Преподобная Елена
Елена Васильевна Мантурова была дворянского рода 
и проживала недалеко от Саровской пустыни в родительском имении в селе Нуча. Она была веселого нрава и о духовном не имела никакого понятия. Но неожиданное происшествие полностью переменило ее жизнь. В уездном городе Княгинине Нижегородской губернии ей явился огромный страшный змий. Он был черен и страшно безобразен, из его пасти выходило пламя, и пасть казалась такой большой, что ей показалось, будто змий поглотит ее. Змий спускался ниже и ниже, Елена Васильевна уже ощущала его дыхание, и тогда она закричала: «Царица Небесная, спаси! Даю Тебе клятву, никогда не выходить замуж и пойти в монастырь!» Страшный змей тотчас взвился вверх и исчез.
После этого Елена Васильевна совершенно изменилась, она стала серьезная, духовно настроенная и стала читать священные книги. Мирская жизнь была ей невыносима, и она жаждала поскорее уйти в монастырь и совсем затвориться в нем. Она поехала в Саров к отцу Серафиму просить его благословения на поступление в монастырь. Батюшка же сказал: «Нет, матушка, что ты это задумала! В монастырь — нет, радость моя, ты выйдешь замуж!» — «Что это вы, батюшка! — испуганно сказала Елена Васильевна. — Ни за что не пойду замуж, я не могу, дала обещание Царице Небесной идти в монастырь, и Она накажет меня!» — «Нет, радость моя, — продолжал старец, — отчего же тебе не выйти замуж! Жених у тебя будет хороший, благочестивый, матушка, и все тебе завидовать будут! Нет, ты и не думай, матушка, ты непременно выйдешь замуж, радость моя!»
Елена Васильевна уехала огорченная и, вернувшись домой, много молилась, плакала, просила у Царицы Небесной помощи и вразумления. Чем больше она плакала и молилась, тем сильнее разгоралось в ней желание посвятить себя Богу. Много раз проверяла она себя и все более и более убеждалась, что все светское, мирское ей не по духу, и она совершенно изменилась. Несколько раз Елена Васильевна ездила к отцу Серафиму, но он твердил, что она должна выйти замуж, а не идти в монастырь. Так целых три года готовил ее батюшка Серафим к предстоящей перемене в ее жизни и к поступлению в Дивеевскую общину. И наконец он сказал ей: «Ну, что ж, если уж тебе так хочется, то пойди, вот за двенадцать верст отсюда есть маленькая общинка матушки Агафьи Семеновны, полковницы Meльгуновой, погости там, радость моя, и испытай себя!» Елена Васильевна в радости поехала из Сарова прямо в Дивеево. В ту пору ей было двадцать лет.
Через месяц после приезда Елены Васильевны в Дивеево ее потребовал к себе батюшка Серафим и сказал: «Теперь, радость моя, пора уже тебе и с женихом обручиться!» Елена Васильевна, испуганная, зарыдала и воскликнула: «Не хочу я замуж, батюшка!» Но отец Серафим успокоил ее, говоря: «Ты все еще не понимаешь меня, матушка! Ты только скажи начальнице-то Ксении Михайловне, что я приказал с Женихом тебе обручиться, в черненькую одежку одеться… Ведь вот как замуж-то выйти, матушка! Ведь вот какой Жених-то, радость моя!» И добавил: «Виден мне весь путь твой боголюбивый! Тут тебе и назначено жить, лучше этого места нигде нет для спасения; тут матушка Агафья Семеновна в мощах почивает; ты ходи к ней каждый вечер, она тут каждый день ходила и ты подражай ей так же, потому что тебе этим же путем надо идти, а если не будешь идти им, то и не можешь спастись.
Преподобный Серафим желал назначить Елену Васильевну начальницей своей Мельничной обители. Когда батюшка в восторге объявил ей об этом, Елена Васильевна страшно смутилась. «Нет, не могу, не могу я этого, батюшка! — ответила она прямо. — Всегда и во всем слушалась я вас, но в этом не могу! Лучше прикажите мне умереть, вот здесь, сейчас, у ног ваших, но начальницей — не желаю и не могу я быть, батюшка!» Несмотря на это, отец Серафим впоследствии, когда устроилась мельница и он перевел в нее семь первых девушек, приказал во всем им благословляться и относиться к Елене Васильевне, хотя она так и осталась до самой смерти своей жить в Казанско-церковной общинке. Это до такой степени смущало юную подвижницу, что даже и перед смертью своей она твердила, как бы в испуге: «Нет, нет, как угодно батюшке, а в этом не могу я его слушаться; что я за начальница! Не знаю, как буду отвечать за свою душу, а тут еще отвечать за другие! Нет, нет, да простит мне батюшка, и послушать его в этом никак не могу!» Однако отец Серафим все время поручал ей всех присылаемых им сестер и, говоря о ней, называл всегда «Госпожа ваша! Начальница!»
Со времени освящения Рождественских храмов батюшка Серафим назначил Елену Васильевну церковницей и ризничей, для этого он попросил Саровского иеромонаха отца Илариона постричь ее в рясофор, что и было исполнено.
Она безвыходно пребывала в церкви, читала по шести часов кряду Псалтирь, так как мало было грамотных сестер, и ночевала поэтому в церкви, немного отдыхая на камне где-нибудь в сторонке на кирпичном полу.
Непостижима ее смерть. По благословению батюшки Серафима вылеченный им от тяжелой болезни брат Елены Васильевны Михаил Васильевич Мантуров продал свое имение, отпустил на свободу крепостных людей и, сохранив до времени деньги, поселился на купленной Еленой Васильевной земле со строжайшей заповедью: хранить ее и завещать после смерти Серафимовой обители (впоследствии на этой земле в 1848 году был заложен, а к 1875 году построен и освящен в честь Святой Троицы главный собор Дивеевской обители). Всю жизнь Михаил Васильевич Мантуров терпел унижения за свой евангельский поступок. Но он переносил все безропотно, молча, терпеливо, смиренно, кротко, с благодушием по любви и необычайной вере своей к святому старцу, во всем беспрекословно его слушаясь, не делая шага без его благословения, всего себя и всю свою жизнь предав в руки преподобного Серафима
Когда Михаил Васильевич Мантуров заболел злокачественной лихорадкой, и эта болезнь была к смерти, отец Серафим призвал к себе Елену Васильевну и сказал ей: «Ты всегда меня слушала, радость моя, и вот теперь хочу я тебе дать одно послушание… Исполнишь ли его, матушка?» — «Я всегда вас слушала, — ответила она, — и всегда готова вас слушать!» — «Вот, видишь ли, матушка, — продолжал старец, — Михаил Васильевич, братец-то твой, болен у нас и пришло время ему умирать и умереть надо ему, матушка, а он мне еще нужен для обители-то нашей, для сирот-то… Так вот и послушание тебе: умри ты за Михаила-то Васильевича, матушка!» — «Благословите, батюшка!» — ответила Елена Васильевна смиренно и как будто спокойно. Отец Серафим после этого долго-долго беседовал с ней, услаждая ее сердце и касаясь вопроса смерти и будущей вечной жизни. Елена Васильевна молча все слушала, но вдруг смутилась и произнесла: «Батюшка! Я боюсь смерти!» — «Что нам с тобой бояться смерти, радость моя! — ответил о. Серафим. — Для нас с тобою будет лишь вечная радость!»
Вернувшись домой, она заболела, слегла в постель и сказала: «Теперь уже я более не встану!» Однажды вся изменившись в лице, она радостно воскликнула: «Святая Игумения! Матушка, обитель-то нашу не оставь!..»
Она скончалась накануне праздника Пятидесятницы, 28 мая 1832 года, двадцати семи лет от рождения, пробыв в Дивеевской обители всего семь лет. На другой день, в саму Троицу, во время заупокойной литургии и пения Херувимской песни, воочию всех предстоящих в храме покойная Елена Васильевна, как живая, три раза радостно улыбнулась в гробу. Батюшка говорил: «Душа-то ее как птица вспорхнула! Херувимы и Серафимы расступились! Она удостоилась сидеть недалеко от Святыя Троицы аки дева!»
Елену Васильевну похоронили рядом с могилой первоначальницы матушки Александры, с правой стороны Казанской церкви. В эту могилу не раз собирались похоронить многих мирских, но матушка Александра, как бы не желая этого, совершала каждый раз чудо: могила заливалась водой и хоронить делалось невозможным Теперь же та могила осталась сухой, и в нее опустили гроб праведницы и молитвенницы Серафимовой обители.
Елена Васильевна была чрезвычайно красивой и привлекательной наружности, круглолицая, с быстрыми черными глазами и черными же волосами, высокого роста.
Блаженная Пелагия
«Эта женщина будет великий светильник!» — так сказал Саровский чудотворец о будущей блаженной старице Пелагии Ивановне Серебренниковой. Она родилась в 1809 году в богатой купеческой семье в городе Арзамасе. Вскоре после вынужденного замужества Пелагия Ивановна побывала у прп. Серафима в Сарове и имела с ним продолжительную беседу, определившую ее дальнейшую жизнь и поставившую ее на путь духовного делания. После этого она стала учиться Иисусовой молитве, которая с молодых лет стала благодатно действовать в ней. Как бы потеряв рассудок, Пелагия Ивановна стала несуразно одеваться и странно вести себя в общественных местах, вызывая пересуды и оскорбления, которые искренно радовали ее душу, презревшую все блага мира сего. Живя на улице, блаженная днем бегала по городу и безумствовала, а ночи проводила в молитве на паперти церкви. Муж, как и родственники, не понимавший великого пути жены, подвергал ее побоям и истязаниям, морил голодом и холодом, сажал на цепь. Только благодать Божия подкрепляла ее и давала силы переносить все мучения.
В 1837 году Пелагию Ивановну привезли в Дивеево. Первая ее келейница так била Пелагию Ивановну, что и смотреть нельзя было без жалости. А Пелагия Ивановна как бы вызывала всех на побои себе, ибо безумствовала, колотилась головой и руками о стены монастырских построек. В келии бывала редко, а большую часть дня проводила в монастырском дворе: сидела или в яме, наполненной всяким навозом, или же в сторожке в углу. Всегда летом и зимой ходила босиком, становилась нарочно ногами на гвозди, прокалывала их насквозь и всячески старалась истязать свое тело. Питалась только хлебом и водой, да и того иногда не было.
Она почти не спала, разве, сидя, немного задремлет, а ночью уйдет и стоит где-нибудь в обители, невзирая ни на дождь, ни на стужу, обратясь к востоку. Больна никогда не бывала. Ногтей Пелагия Ивановна никогда не обрезала и никогда не ходила в баню. Года за три до смерти она в буран упала и примерзла к земле на огороде, и девять часов ночью находилась на холоде в одном сарафане и в рубашке.
Обитель она очень хранила, называя всех в ней своими дочками. И точно, была она для обители матерью; ничего без нее здесь не делалось. В послушание ли кого послать, принять ли кого в обитель или выслать, ничего без ее благословения матушка не делала.
В Дивееве к ней стал стекаться со всех сторон народ, люди разных званий и состояний; все спешили увидеть ее и услышать от нее мудрое слово назидания, утешения, совета духовного или обличения и укора, смотря каждый по своей потребе. И она, обладая даром прозорливости говорила всякому, что для него было нужно и душеспасительно, — с иным ласково, а с иным грозно, иных же вовсе отгоняла от себя и бросала в них камнями, других жестоко обличала, причем голос ее как некогда у блаженного Христа ради юродивого Андрея, подобно колоколу звучал сильно и благодатно, так что кто его слушал, вовек не мог забыть потрясающего действия ее слов. А говорила она почти неумолкаемо, то иносказательно, то прямо и ясно, смотря по душевной потребе слушавших.
Чудная связь существует между этой необыкновенной подвижницей и великим старцем Серафимом, основателем Дивеевской обители, начало которой положил он по особому откровению свыше и по благословению Пресвятой Богородицы. Эта чудная связь началась на земле при необыкновенных обстоятельствах, когда прозорливый старец после продолжительной своей беседы с Пелагеей Ивановной — еще молодой супругой Сергея Васильевича — благословил ее на великий подвиг юродства, поклонился ей до земли и сказал: «Поди, поди, матушка, поди в Дивеево, побереги моих сирот», продолжалась она и после того, как чудный старец переселился в вечность. Пелагея Ивановна как молнией освещала свой путь, когда при разных обстоятельствах своей жизни твердила: «Я — Серафимова», «Серафим меня испортил», «старичок-то (то есть Серафим.) ближе к нам…» — и до конца жизни своей неусыпно бодрствовала над Дивеевской обителью. «Вон сколько у меня деток-то», — говорила она другой блаженной, Паше Саровской, выражая всю любовь свою к Дивеевским сиротам. А эта сердобольная заботливость о матери игумении Марии, о ее трудах и хлопотах по управлению обителью, эта ревность по правде попранной и поруганной, когда она решилась вразумить святителя, — все это ясно показывало в ней верное и точное исполнение просьбы великого старца: «Поди, поди в Дивеево, побереги моих сирот». И она берегла и сберегла их для вечности. Бережет и теперь, без сомнения, своей молитвой ко Господу и своим ходатайством пред Ним.
11 января 1884 года, сказав, что у нее болит голова, Пелагия Ивановна направилась к двери, чтобы выйти на улицу, но упала, дурнота сделалась с ней. Через несколько дней она стала всем кланяться в ноги и просить прощение. 20 января уже не встала и не могла ни есть, ни пить. У нее началось воспаление легких. 23 января к ней пришел священник со Святыми Дарами, стал возле ее кровати на колени и поднес святую Чашу, но блаженная тихонько отодвинула ее от себя и так несколько раз делала. «Разве другой-то раз можно?» — проговорила блаженная, Ангел Господень ее уже причастил до этого. 25 января, как отходную ей прочитали, Пелагия Ивановна совсем умолкла. С 28 января и глаз не открывала. С субботы на воскресенье она крепко и будто спокойно спала. В воскресенье 29 января к вечеру сделался с блаженной сильный жар, так что она не могла совсем спать. В последние часы жизни кашель и мокрота душили ее и стесняли ей дыхание. В 12 часов ночи на понедельник 30 января вдруг успокоилась; тихо, крепко и глубоко заснула. Во втором часу ночи стала дышать глубже и реже и ровно в четверть второго чистая, многострадальная душа ее отлетела ко Господу.
Положили ее в прекрасный кипарисный гроб, весь украшенный херувимами, со словами: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный помилуй нас» на крышке и на гробе выкаленными словами «Со святыми упокой». А на внутренней стороне гробовой крышки была привинчена дощечка с надписью: «Проходившая путь Христа ради юродства раба Божия блаженная Пелагея З0-го января 1884 года отошла ко Господу».
В девятый день после кончины блаженной, то есть 7 февраля 1884 года, было совершено ее отпевание при громадном стечении народа. Похоронили Пелагию Ивановну у Свято-Троицкого собора, против главного алтаря.
Блаженная Параскева
Блаженная Прасковья Ивановна, в миру Ирина,
родилась в 1795 году в селе Никольском Спасского уезда Тамбовской губернии. Ее родители, Иван и Дарья, были крепостные. Когда девице минуло семнадцать лет, господа выдали ее замуж за крестьянина Федора. Ирина стала примерной женой и хозяйкой, и семья мужа полюбила ее за кроткий нрав, за трудолюбие, за то, что она усердно молилась дома и в храме, избегала гостей и общества и не выходила на деревенские игры. Так они прожили с мужем пятнадцать лет, но Господь не благословил их детьми. Через восемь лет муж Ирины умер. А вскоре стряслась еще одна беда — в господском доме обнаружилась пропажа двух холстов. Прислуга оклеветала Ирину, показав, что это она их украла. Солдаты по приказанию станового пристава жестоко истязали ее, пробили голову, порвали уши. Ирина бежала от господ в Киев на богомолье. Здесь, видимо, и приняла постриг в схиму.
Киевские святыни, встреча со старцами совершенно изменили ее внутреннее состояние — она теперь знала, для чего и как жить. Она желала теперь, чтобы в ее сердце жил только Бог — единственный любящий всех милосердный Христос, раздаятель всяческих благ. Несправедливо наказанная, Ирина с особенной глубиной почувствовала неизреченную глубину страданий Христовых и Его милосердие.
Через полтора года полиция нашла ее в Киеве и отправила по этапу к господам. Путь был мучительным и долгим, ей пришлось испытать и голод, и холод, и жестокое обращение конвойных солдат, и грубость арестантов-мужчин.
Более года прослужила Ирина господам, но соприкоснувшись со святынями и духовной жизнью, вновь бежала. Через год полиция опять нашла ее в Киеве и препроводила по этапу. Господа выгнали ее на улицу, раздетую и без куска хлеба. Пять лет она бродила по селу, как помешанная, и была посмешищем не только для детей, но и для всех крестьян. Она выработала привычку жить круглый год под открытым небом, перенося голод, холод и зной. А затем ушла в саровские леса и прожила здесь больше двух десятков лет в пещере, которую сама вырыла.
Прежде Паша обладала удивительно приятной наружностью. За время житья в саровском лесу, долгого подвижничества и постничества она стала похожа на Марию Египетскую: худая, почерневшая от солнца. Видя ее подвижническую жизнь, люди стали обращаться к ней за советами, просили помолиться. Враг рода человеческого научил злых людей напасть на нее и ограбить. Ее избили, но никаких денег у нее не было. Блаженную нашли лежащей в луже крови с разбитой головой. С тех пор головная боль и опухоль под ложечкой мучили ее постоянно.
За шесть лет до смерти блаженной Пелагеи Ивановны Паша явилась в обитель с куклой, а потом и со многими куклами: нянчилась с ними, ухаживала за ними, называла их детьми. Теперь она по нескольку недель, а затем и месяцев проживала в обители. А по кончине блаженной Пелагеи Ивановны Паша совсем перебралась в монастырь.
Напившись чаю после обедни, блаженная садилась за работу, вязала чулки или пряла пряжу. Это занятие сопровождалось непрестанной Иисусовой молитвой, и потому ее пряжа так ценилась в обители, из нее делались пояски и четки. Вязанием чулок она называла в иносказательном смысле упражнение в непрестанной Иисусовой молитве. Так, однажды приезжий подошел к ней с мыслью, не переселиться ли ему поближе к Дивееву. И она сказала в ответ на его мысли: «Ну, что же, приезжай к нам в Саров, будем вместе грузди собирать и чулки вязать», — то есть класть земные поклоны и учиться Иисусовой молитве.
Молилась она своими молитвами, но знала некоторые и наизусть. Богородицу она называла «Маменькой за стеклышком». Иногда она останавливалась, как вкопанная, перед образом и молилась или становилась на колени где попало — в поле, в горнице, среди улицы, и усердно со слезами молилась.
Схиархимандрит Варсонофий Оптинский был переведен из Оптиной пустыни и назначен настоятелем Голутвина монастыря. Тяжело заболев, он написал письмо блаженной Прасковье Ивановне, у которой бывал и имел к ней великую веру. Письмо это принесла мать Рафаила. Когда блаженная выслушала письмо, она только и сказала: «365». Ровно через 365 дней старец скончался. Это же подтвердил и келейник старца, при котором получен был ответ блаженной.
В дни прославления прп. Серафима Дивеево посетили Царь Николай II и Царица Александра Федоровна. Побывали они у блаженной Параскевы Ивановны, которая предсказал рождение наследника и падение самодержавия. Царь говорил, что она — великая раба Божия.
Прасковья Ивановна умерла 22 сентября/5 октября 1915 года в возрасте около 120 лет. Умирала блаженная тяжело и долго. Кому-то из сестер было открыто, что этими предсмертными страданиями она выкупала из ада души своих духовных чад.
Похоронили Блаженную у алтаря Троицкого собора. На стенках и крышках гроба Параскевы Ивановны было написано: «Духовнии мои, братия и спостницы, не забудите мене егда молитеся, но зряще мой гроб, поминайте мою любовь и молите Христа, да учинит дух мой с праведными». И — Трисвятое.
Блаженная Мария
Блаженная Мария (Мария Захаровна Федина) родилась в селе Голеткове Елатомского района Тамбовской губернии в крестьянской семье. С детства Мария любила уединение и молитву. Отец Марии умер, когда ей исполнилось тринадцать лет, через год умерла и её мать Пелагея. Осиротев в четырнадцать лет, она скиталась между Дивеевом и Саровом голодная. Ходила она, не разбирая погоды, зимой и летом, в стужу и жару, в полую воду и в дождливую осень одинаково — в лаптях, часто рваных, без онуч. Однажды шла в Саров на Страстной неделе в самую распутицу по колено в воде, перемешанной с грязью и снегом; ее нагнал мужик на телеге, пожалел и позвал подвезти, она отказалась. Летом Мария, видимо, жила в лесу, потому что когда она приходила в Дивеево, тело ее было сплошь усеяно клещами и многие из ранок уже нарывали. Про Марию Ивановну говорили, что она перед приходом в Дивеев сорок лет прожила под мостом в непрестанной молитве. Матушка игумения Александра часто посылала спрашивать Марию Ивановну по разным недоуменным вопросам.
Никто никогда не слыхал от нее ни жалобы, ни стона, ни уныния, ни раздражительности или сетования на человеческую несправедливость. И Сам Господь за ее богоугодную жизнь и величайшее смирение и терпение прославил ее среди людей. Начали они замечать: что она скажет или о чем предупредит, то сбывается и у кого остановится, те получают благодать от Бога.
Блаженная Прасковья Ивановна, предчувствуя свою кончину, говорила близким: «Я еще сижу за станом, а другая уже снует, она еще ходит, а потом сядет».
В день смерти блаженной Параскевы Саровской, монахини выгнали блаженную Марию из монастыря, раздосадованные ее странностями. Но приехал в обитель крестьянин и сказал: «Какую рабу Божию прогнали вы из монастыря, она мне сейчас всю мою жизнь сказала и все мои грехи. Верните ее в монастырь, иначе потеряете навсегда». За Марией Ивановной тотчас отправили посыльных. Она себя не заставила ждать и вернулась в монастырь.
Когда ее спрашивали, почему она называется Ивановна. «Это мы все, блаженные, Ивановны по Иоанну Предтече», — отвечала она.
Мария Ивановна говорила быстро и много, иногда стихами и временами сильно ругалась, особенно после 1917 года, но под ее словами скрывались прозорливые обличения. По молитвам блаженной, самой много страдавшей от мучительных болезней и несчастных случаев, ею же себе и устроенных, Господь многократно исцелял страждущих, о чем сохранились свидетельства очевидцев. В годы тяжелых революционных испытаний для России увеличился поток нуждающихся в наставлении и молитвенной помощи. Ее пророчества и предсказания помогли многим людям избежать опасности и гибели, найти верный путь в непростых обстоятельствах.
Советские власти воздвигли гонение на блаженную и запрещали принимать посетителей. После закрытия монастыря в 1927 году Мария Ивановна находила приют в домах верующих. Незадолго до смерти блаженную подвергли аресту и допросу, но признав ее ненормальной, отпустили. Мария Ивановна, провидя будущие испытания лагерями, ссылками и годами безбожия, укрепляла сестер обители, предсказывая возрождение Серафимо-Дивеевского монастыря. Кто-то сказал блаженной: «Ты все говоришь, Мария Ивановна, монастырь! Не будет монастыря!» — «Будет! Будет! Будет!» — и даже застучала изо всей силы по столику.
Истинная подвижница и богоугодный человек, она имела дар исцеления и прозорливости. Рассказывали сестры, что в ночь с 4 на 5 июля 1918 года, то есть в ночь мученической кончины Царской Семьи, Мария Ивановна страшно бушевала и кричала: «Царевен штыками! Проклятые жиды!» Неистовствовала страшно, и только потом выяснилось, о чем она кричала.
После разгона монастыря она жила сначала в селе Пузо, оттуда по благословению игумении Александры ее перевезли в Елизарово. Здесь она прожила до весны, а весной перевезли ее в Дивеево, сначала к глухонемым брату с сестрой, а в 1930 году — на хутор возле села Починок и наконец в Череватово, где она и скончалась 8 сентября 1931 года. Похоронили Марию Ивановну на сельском кладбище.
Синодальная комиссия по канонизации святых, ознакомившись с богоугодной жизнью Христа ради блаженных стариц Пелагии, Параскевы и Марии Дивеевских, постановила причислить к лику святых Христа ради юродивых, блаженных стариц Пелагию Дивеевскую, Параскеву Дивеевскую и Марию Дивеевскую для местного церковного почитания в Нижегородской епархии. Святые старицы были прославлены как местночтимые святые в июле 2004 года в ходе торжеств, посвященных 250-летию со дня рождения преподобного Серафима Саровского. В октябре 2005 года состоялось общецерковное прославление Дивеевских блаженных Пелагии, Параскевы и Марии.
Преподобноисповедница Матрона
Матрона Власова родилась в 1889 году в селе Пузо 
Нижегородской губернии, в крестьянской семье. Шестилетней она осталась сиротой и была отдана на воспитание в Серафимо-Дивеевский монастырь. У отроковицы обнаружились способности к рисованию, и живопись стала ее послушанием. Так в послушании и молитве инокиня Матрона прожила в обители до самого ее закрытия в 1927 году.
После закрытия монастыря инокиня Матрона вместе с тремя дивеевскими сестрами поселилась в селе Кузятове Ардатовского района. Сестры прислуживали в церкви, зарабатывали рукоделием, вели жизнь тихую и мирную, но и это вызывало недовольство местной власти. Их арестовали в апреле 1933 года по обвинению в антисоветской агитации. 21 мая 1933 года инокиня Матрона была приговорена к трем годам заключения в Дмитровском лагере Московской области.
После отбытия срока заключения она устроилась при церкви в селе Веригино Горьковской области и исполняла обязанности певчей, сторожа и уборщицы храма. 10 ноября 1937 года матушку арестовали во второй раз, обвинили в принадлежности к «контрреволюционной церковно-фашистской организации» и приговорили к десяти годам заключения в Карлаг, где она работала в больнице уборщицей. Начальство отмечало ее добросовестную работу и скромное поведение. После освобождения инокиня Матрона поселилась в селе Выездном близ Арзамаса. Главным занятием ее по-прежнему было служение в церкви.
19 октября 1949 года ее вновь арестовали по материалам старого дела 1937 года. Власти обвинили мать Матрону в проведении «вражеской работы», пытались заставить оговорить священника церкви села Веригино. Но усилия следователей ни к чему не привели. В деле даже имеется справка о том, что «лиц, скомпрометированных показаниями арестованной Власовой М. Г., в следственном деле не имеется».
Мать Матрону отправили в ссылку в село Каменка Луговского района Джамбульской области Казахской ССР. Ее брат в 1954 году написал ходатайство о помиловании сестры. Последние годы жизни инокиня Матрона проживала у брата в родном селе Пузо. Односельчане вспоминают, что матушка была очень смиренной, тихого нрава. Большую часть дня она молилась. Храм был закрыт, и службы дивеевскими сестрами «правились» по домам, несмотря на многие запрещения и преследования.
Инокиня Матрона мирно скончалась 7 ноября 1963 года. Ее похоронили на сельском кладбище слева от могил мучениц Евдокии, Дарии, Дарии и Марии.
6 октября 2001 года на заседании Священного Синода Русской Православной Церкви было принято решение включить в состав уже прославленного Собора новомучеников и исповедников Российских XX века преподобноисповедницу Матрону (Власову)
Просмотры (80)
